Книжный обзор Metro: новая Гузель Яхина, "фантастический" Веркин и французское "Имя розы"

Книжный обзор Metro: новая Гузель Яхина, 'фантастический' Веркин и французское 'Имя розы'
14:00, 16 Мар.

Бестселлер недели Гузель Яхина Эйзен (18+) 2025. АСТ Аннотация: Гузель Яхина – автор трёх романов: "Зулейха открывает глаза", "Дети мои", "Эшелон на Самарканд", лауреат престижных премий "Книга года", "Большая книга", "Ясная Поляна".

Её произведения были экранизированы и имели успех на театральных подмостках. Новый роман посвящён загадке великого Эйзенштейна. Человек сложный, мятущийся, он прятался за сотней масок и никем не был разгадан.

Создатель отчаянно пропагандистских лент первых лет советской власти или шедевров мирового кино? Легендарный герой-любовник или ледяное сердце? Эгоцентрик, утонувший в собственных страхах, или великий научный ум? Наше мнение: В пику нездоровой "дискуссии", которая развернулась в Сети после выхода книги и почему-то сосредоточилась исключительно на авторе, а не на самом тексте, в новом романе Гузели Яхиной не заметно никаких скандальных трактовок личности великого режиссёра, как и жёсткой критики современного ему режима.

Писательница ни в коем случае не пытается предложить очередную биографию Сергея Эйзенштейна, скорее разобраться в его личности, выраженной в противоречиях, показать его как человека разнопланового, театрального во всех смыслах, трёхмерного – за пределами очевидных диагнозов.

Режиссёра, который в отличие от многих своих коллег сумел не попасть в жернова политического террора, хотя временами был близок (а кто не был?), и при этом сохранить лицо.

С одной стороны, он снимал прогрессивное, прорывное кино с главными актёрами эпохи, изобретал свой художественный язык, с другой – помогал множить смыслы, которые были под определённым углом удобны власти, но одновременно толковались и в другую сторону.

По стилистике "Эйзен" – это очевидный нон-фикшен, который тем не менее написан в стиле современной художественной литературы, где жизнь великого кинематографиста беллетризована и практически готова ко мгновенной экранизации (кинороман о кино?).

При этом не в скучно-мемуарном, камерном варианте, а в сериальном виде, в котором сегодня снимать модно: добавляя яркие краски, сюрреалистические сцены и максимально увлекая читателя, пусть и жертвуя реалистичностью.

Это определённый маркер, точка входа без очевидного авторского мнения для тех, кто захочет самостоятельно разобраться в том, кто такой Сергей Эйзенштейн.

Экспрессивный язык, свободный стиль подачи информации из мемуаров и документальных источников, фокус на каких-то вроде бы малозначительных моментах, а по сути характеризующих режиссёра наилучшим образом, история взросления, рождения творческого метода, нюансы съёмок фильмов и взаимоотношений с окружающими, ремарки от Дзиги Вертова и других корифеев кинематографа – всё собрано в легкочитаемый "коктейль".

Он не претендует на стопроцентную документальность - и тем хорош.

По итогу "Эйзен" представляется скорее историей не самого Эйзенштейна, а его образа, создаваемого в жизни и творчестве, недаром классик выставлял себя напоказ, менял маски, как говорили о нём современники.

Этот образ сливается с образами его героев и сценами из знаменитых кинофильмов, формируя яркую, даже пёструю картинку, в которой очень живо и кинематографично создаётся слепок эпохи.

"Metro" Фото: Исторический детектив недели Антуан Сенанк Пепельный крест (16+) 2025.

Corpus Аннотация: Франция, XIV век… Страна медленно восстанавливается после недавно прокатившейся по Европе эпидемии чумы.

По поручению приора доминиканского монастыря Гийома два молодых монаха, Робер и Антонен, отправляются в Тулузу, чтобы раздобыть велень – пергамент наивысшего качества – и чернильные орешки.

То и другое необходимо, чтобы записать воспоминания приора о его дружбе с Мейстером Экхартом – выдающимся религиозным мыслителем и мистиком, обвинённом официальной Церковью в ереси.

Назад в монастырь возвращается один Антонен – Робера по приказу главного инквизитора Тулузы хватают и бросают в пыточную камеру.

Заложник нужен инквизитору, чтобы помешать приору Гийому раскрыть тайны, которые хранит его память.

Наше мнение: Сравнения "Пепельного креста" с классикой Умберто Эко "Имя розы" – общее место, с которого в любом случае придётся начать. Более того, Сенанк, как и его знаменитый итальянский предшественник, не ограничивается лишь интригой (хотя и она здесь условная) или философско-мировоззренческим пластом, работая сразу на нескольких уровнях.

Читателя ждёт одновременно и детектив в исторических декорациях, и глубокое погружение в антураж эпохи с массой информации о распространении чумы в Европе и возрождении городов после неё, и взгляд на серьёзную коррумпированность элит (в первую очередь, религиозных), а также где-то прямое, где-то завуалированное размышление о средневековой реальности и роли личности в целом.

Если у Эко это диспут о бедности Христа и рассуждения о природе человека, то у француза – темы противостояния системе, которая казалась вроде бы незыблемой, и схоластические метания.

Всё это полотно, что удивительно, не распадается на фрагменты.

Хотя фокус постоянно смещается с одного уровня на другой, как и меняется субъект повествования.

Над всем этим, как вишенка на торте, нависает интеллектуальная дуэль приора монастыря, который отправил молодых монахов в город за пергаментом, и инквизитора – в данном случае однозначно антагониста, сложного, но в целом довольно бесхитростного в своих желаниях.

Следить за диспутом, подытоживающим роман, нескучно, но будет в нём и "скрытая" глава, по сути послесловие, где мы узнаем о дальнейшей судьбе мейстера Экхарта и его дружбе с приором.

Что важно в случае "Пепельного креста", так это умение автора превратить не очень простую теологию, далёкую от современного человека, учитывая в том числе разницу в мировоззрении, в объёмную картину мира, которая выглядит правдоподобно.

При всей кровавости и реалистичности текста он не лишён лёгкости и поэтичности, несильно соответствующей эпохи, как мы её себе представляем.

В итоге у Сенанка выходит вполне увлекательный, многогранный и убедительный роман, который при всей своей специфике проглатывается за пару вечеров. "Metro" Фото: Фантастика недели Эдуард Веркин Сорока на виселице (16+) 2025.

ЭКСМО Аннотация: Добро пожаловать в мир будущего! Мир, в котором побеждены болезни, войны, голод и старость, открыты более двухсот экзопланет и экспансия продолжается.

Прекрасный новый мир, мир для всех. Кроме Яна. Но именно он, простой смотритель заповедника, волей случая попадает в состав Большого Жюри, которое определит дальнейший вектор развития земной цивилизации.

Ждут ли нас в космосе? Ждёт ли нас космос? По плечу ли он нам? Стоит ли "разгонять" мозг человека ради дальнейшего освоения Галактики? Останется ли после этого человек человеком? Наше мнение: Пожалуй, каждая книга Эдуарда Веркина – тест на принадлежность к крайностям.

Во-первых, на любую аннотацию уже заготовлены свои ожидания. Сказали, что "Сорока на виселице" – это Стругацкие, а "снарк снарк" попахивает Стивеном Кингом? Всё, забрало упало, шаблон сформирован.

Во-вторых, в зависимости от попадания в поток автора любой его текст объявляют то новой надеждой русской литературы, то скучной, многословной мутью.

Уж извините, просто цитаты из Интернета. А если попробовать остановиться где-то посередине? Новый роман действительно напоминает нечто из классического пантеона твёрдой НФ. По стилю и ламповости, отсутствию крови и кишок, лихих гиперпространственных перелётов и брутальных инопланетян это не только Стругацкие, но и тот же самый обожаемый ранний Лем (вроде наивного "Магелланового облака").

Именно форма "Сороки" привлекает в первую очередь.

Это камерный псевдонаучный роман в закрытом пространстве, где по большому счёту несколько архетипов (даже не персонажей), которые напоминают статичные классы в видеоигре, будут ходить, разговаривать и решать проблемы будущего.

При этом не смогут решить ничего, напоминая средневековых схоластов в аудиториях университетов. Все поставленные задачи изначально чисто теоретические, умозрительные, искусственные, далёкие от реальности и малопригодные в практической плоскости.

Пространство романа наполнено абсурдом, иронией и многогранностью. В некотором смысле это игра с читателем, поскольку определить с высокой долей вероятности, о чём именно хотел сказать автор, невозможно.

В частности, здесь будет рассуждение о том, что каждая кухарка может управлять государством, поскольку судьбы мира (даже не так – Вселенной) зависят от людей, не особо компетентных (хотя считается, что в будущем все настолько достигли просветления, что компетентен каждый – явный саркастический кивок в сторону коммунизма, а, может быть, и не только его).

И эти люди, приехав на далёкую планету участвовать в мифическом Жюри, часами не могут найти дорогу в недрах огромного комплекса, блуждая не только в потёмках смыслов, но и во вполне реальных лабиринтах коридоров.

Порассуждает Веркин устами своих героев над новым мировым порядком, где основные проблемы вроде бы побеждены, о бессмертии и над странными экспериментами с животными, породившими Барсика – самый запоминающийся образ романа.

Но, пожалуй, наиболее интересный вывод из "Сороки" после картинки на обложке и самого названия в том, что каждый внимательный читатель способен раскопать здесь что-то своё без каких-то заранее предложенных установок.

И о будущем ли этот роман на самом деле? Ну или в очередной раз можно разочароваться и объявить текст писателя скучным и бессмысленным "многобуквием", не стоящим времени.

Поскольку в романе решительно ничего не происходит (герои в своих шаблонных амплуа просто ходят, говорят, спорят) и нет чётко выраженного основного конфликта, на котором, как на обоях, держался бы новый дом.

Но в данном случае каждому своё.

"Metro" Фото: Триллер недели Чо Йеын Плюшевые мишки не умирают (16+) 2025. ЭКСМО Аннотация: Национальный бестселлер Кореи. Мама Хваён погибла, когда девочке было четырнадцать – убийца отравил обитателей жилого комплекса "Виды природы".

Добавил яд в тток – пирожки из клейкого риса. Вскрытие показало, что женщина умерла так же, как все остальные жертвы. Но дочь сразу поняла, что это неправда: у мамы была ужасная аллергия на тток, и она ни за что не стала бы его есть… Прошло три года.

Одержимость Хваён разгадкой маминой смерти никуда не делась. Ради выживания девушка-сирота связалась с криминалом.

И это чуть не стоило ей жизни. Она отправилась бы вслед за мамой, если б не… ПОТРЕПАННЫЙ ПЛЮШЕВЫЙ МЕДВЕДЬ… С ТОПОРОМ. Улыбчивый мишка, некогда мегапопулярная, а ныне забытая игрушка.

Он очень хочет понять, почему вдруг оказался живым… Эти двое заключают странный союз, чтобы раскрыть убийство мамы Хваён. Наше мнение: Если прочитав завязку, вы ждёте типичную мистификацию, в которой плюшевый мишка будет как минимум задействован в переносном смысле или в центре театрализованного действия с неким загадочным кукловодом, то срочно передумайте.

Да, пушистая игрушка здесь действительно разгуливает с топором, который временами пускает в дело, а души мистически меняют тела.

Для кровавых корейских триллеров, редко заигрывающих со сверхъестественным, скорее действующих прямолинейно и брутально, творение Чо Йеын выглядит максимально абсурдно и да, свежо.

Читателю обязательно захочется лёгкой разгадки, хоть и в стиле закрученного триллера, но её тоже не будет. Местами интрига развивается судорожно – герои в буквальном смысле на ходу меняются "амплуа" и бэкграундами, а весы качаются то в одну, то в другую сторону.

При этом не всегда понятно: это автор заигрывает со Стивеном Кингом и иже с ним, пытаясь пугать читателя, готового к обычной истории о серии преступлений, или попросту вволю иронизирует над происходящем.

В современном мире без смайликов и не разберёшься. Но, как принято в корейской литературе, убийства здесь – лишь фон для социальной драмы, отношений отцов и детей – исковерканных судеб и несчастливого детства.

Пусть и не очень реалистичных, но и не однозначно надуманных. "Плюшевые мишки не умирают" – сумбурный, странный и при этом достаточно увлекательный триллер со своей спецификой.

"Metro" Фото: Восточная проза недели Хань Шаогун Словарь Мацяо (16+) 2025. Синдбад Аннотация: Действие происходит в китайской деревне Мацяо (провинция Хунань) в середине XX века.

В то время в деревни отправляли школьников и студентов "для перевоспитания". Поэтому именно там оказывается пятнадцатилетний главный герой книги, который проведёт в деревне долгие шесть лет.

Всё это время он будет усердно трудиться в поле, учиться местному диалекту, украшать горизонтальные поверхности высказываниями председателя Мао и стремиться вернуться в город.

Однако "Словарь Мацяо" – это не только история жизни главного героя, но и анализ языка жителей деревни Мацяо. Вот почему роман написан в виде словаря и включает 115 слов и историй, связанных с ними.

Наше мнение: Среди художественных романов, посвящённых Культурной революции в Китае и доступных на русском языке (или по крайней мере на английском), "Словарь Мацяо" (1996) эффектно выделяется.

Почему-то критики бесхитростно сосредоточились исключительно на сравнении его с "Хазарским словарём" (1984), дебютом Милорада Павича, хотя по сути их объединяет только форма, но никак не содержание. Хань Шаогуну удалось не только погрузить читателя в правдивую реальность, которой он стал свидетелем и даже участником – его как представителя "образованной молодёжи" также послали на перевоспитание в деревню, но и создать поучительный, ироничный текст.

С одной стороны, он может быть воспринят как политическое высказывание против ужасного эксперимента тоталитарного режима, который исковеркал миллионы судеб.

С другой – в романе важнее человеческое измерение.

Это текст о простых людях, которые одинаково далеки от идеологии и политики, проживающих свои простые жизни, отличающихся наилучшими качествами в пику насаждаемым чертам китайского нового человека.

Жемчужина "Словаря Мацяо" – словотворчество. Здесь надо сказать спасибо не только самому писателю, но и переводчику, ведь Хань Шаогун буквально изобретает новый язык, подменяя одни смыслы понятий другими.

При этом история развивается очень гармонично: каждая глава, касающаяся отдельной идиомы, двигает сюжет и плавно переходит в другую, увеличиваясь, как снежный ком. При этом истории явно апеллируют к классической китайской прозе и отдельным фольклорным сюжетам.

Но и на этом роман не заканчивается. Важнейшим в плане смыслов является краткое послесловие, которое даёт нам сразу несколько посылов.

Во-первых, писатель выступает против традиционной коммунистической стандартизации – в данном случае отталкиваясь от языка, но в широком культурном плане. Во-вторых, и это продолжение предыдущей сентенции, Хань Шаогун считает, что у каждого человека должен быть свой собственный словарь – не стоит воспринимать это однозначно прямолинейно, скорее иносказательно.

А всё вместе это блестящее, увлекательно написанное произведение, которое расскажет о Китае больше, чем иные воспоминания и хроники событий.

"Metro" Фото:.

Рубрика: Основные новости. Читать весь текст на www.metronews.ru.